Предыдущая Следующая
Ожидание — это существо любого события в нашей жизни,
то же самое происходит и в кино.
А теперь расскажите, пожалуйста, как вы начали свою
кинематографическую карьеру.
— Случайно.
В свое
время меня поразили
фильмы Видора «Толпа» и «Аллилуйя!», быть может, единственные «классические» фильмы, которые я
смог тогда увидеть. В кино я ходил часто, поскольку мой
отец был владельцем кинотеатра
«Корсо». Моими первыми шагами
были документальные фильмы. Их я делал, советуясь с братом.
«Прелюдия к послеполуденному отдыху фавна» не
кинобалет, как мог бы подумать тот, кто не имел случая его увидеть. Это
документальный фильм о природе, так же как и «Ручей Рипасоттиле» и «Подводная
фантазия». Меня поражала вода, плывущая в ней змейка, летящая стрекоза. Совсем
скромные, если угодно, чувства, как, например, в эпизоде со щенками на верхней
палубе или с цветком, выуженным из воды моряком, который готовится сойти на
берег («Белый корабль»).
—
Что в ваших
фильмах автобиографического?
—
Вы, конечно,
не случайно заговорили
об этом. Действительно, в моих
фильмах много автобиографического. В документальных лентах
можно найти мои юношеские причуды, открытие жизни, жужжащего шершня, рыб, проплывающих под
водной гладью. Потом идут война
и безработица — разбуженные памятью
эпизоды, которые хотелось бы
снова прожить. «Рим — открытый город»
— это фильм о «страхе», страхе, который испытали все, но прежде всего я сам. Мне тоже
приходилось
прятаться, искать пристанище, у меня тоже были друзья, которых хватали и
убивали. Это настоящий страх, когда — то
ли от голода, то
ли от ужаса — теряешь тридцать
четыре килограмма, страх, который я описал в «Открытом городе».
Потом «Пайза». Говорили, что лучший эпизод фильма —
заключительный: дельта По, вода, заросли камыша. И удивлялись, как это я так
хорошо понял эту область Италии. А ведь я провел в этих местах много лет своего
детства. Из этих краев была моя мать. Я ездил туда на охоту и рыбалку. Предыдущая Следующая
|