—   Именно потому, что я не хотел искажать реального положения вещей. Политическая панорама Ачитреццы  в период съемок была такова: пять куалюнкуистов3, остальные — равнодушные. Не  было  ни  партий, ни  тем  более
профсоюзов. Этот вопрос мне задавали многие политические деятели, мне задавал его сам Тольятти. И я отвечал, что не собирался говорить вообще: я собирался говорить
только об Ачитрецце.

—   Считаете ли вы, что принадлежите к неореалистическому направлению в итальянском кино? Если да, то чем ваш неореализм отличается от неореализма Де Сика, например, или Джерми?

—   Думаю, что было бы лучше говорить просто о реализме. Несомненно, я работаю в этом направлении. На мой взгляд, большая ошибка Джерми и даже  Де Сика (при всем моем уважении к ним) состоит в том, что они теряют отправной пункт — фактическую социальную действительность. Да, в жизни есть бородачи4, есть Ламбрате5, подпольная эмиграция, но таких финалов, как в «Чуде в Милане» и в «Дороге надежды», в социальной действительности  не  существует. Мне  кажется, тут происходит опасное  смешение  реальности  и  романтизма. В  финале фильма «Земля дрожит» больше обещаний и надежд, чем в полете бородачей над городом верхом на метлах. Художник не может и не должен бежать от реальности. Я против бегства.

—   Еще вопрос: не могли бы вы сказать несколько слов о положении дел в современном итальянском кино? Какие проблемы следует считать самыми серьезными?

—   Отвечу   в   двух   словах: положение   бедственное. Самая серьезная проблема — это проблема сюжетов: материал трактуется на самом низком уровне и зачастую в крайне вульгарной форме. Мы снова вступили в период упадка.

—   Что такое для вас сюжет? Согласны ли вы с Рене Клером, что  «хороший  сценарий может и должен быть рассказан в нескольких предложениях»?

—   Сюжет — это ведь тоже одно слово. Слово, приводящее в движение фантазию и духовные силы режиссера, который его слышит.