Но вот в силу глубинных законов кинематографического искусства на первый план выдвинулась фигура режиссера, и притом не только как организатора кинематографического процесса, но и как художника в широком смысле этого слова, творческим взглядом которого пронизывался весь фильм. Иначе, вероятно, и не могло быть в искусстве столь синтетическом, вобравшем в себя столь многое от других искусств.

Яков Александрович Протазанов, умевший, как никто, работать с актерами высшего класса, равно как и с лучшими операторами и художниками, был не только уникальным по кинематографической культуре мастером, но и глубоким мыслителем. Понимая все сложности становления кинематографа как искусства синтетического, он в наших беседах подчеркивал момент преемственности русского кинематографа по отношению ко всей русской художественной культуре и прежде всего литературе.

Обо всем этом вновь и вновь размышлял я под стук колес, возвращаясь в Москву. Мое кинематографическое будущее уже как-то определилось в моем воображении и представлялось мне захватывающе интересным.

...Наконец мы вернулись в родную Москву. Сразу же после отчета о поездке перед своей партийной ячейкой я окунулся в привычную театральную жизнь столицы. Правда, теперь она была куда более бурной и интересной, чем полтора года назад. Везде разгорались страстные, а иногда прямо-таки ожесточенные споры о новых путях советского театра. Всех волновали смелые искания Всеволода Мейерхольда. Его поиски революционного репертуара и формы, которая взорвала бы косную, архаическую традицию, разделили всех на два непримиримых лагеря. С интересом (хотя и без симпатии) смотрел я на обнаженные сценические конструкции, на зеркало сцены без занавеса, на уничтожение привычной, традиционной границы между залом и сценой. Любую свободную минуту уделял дискуссиям, которые вспыхивали тогда повсюду и в которых «сражались» деятели театра, видные представители советской художественной культуры, представители рабочего класса, заинтересованно относившиеся к театральным баталиям. Такие блестящие, непревзойденные ораторы и полемисты, как Луначарский, Маяковский, Керженцев, Демьян Бедный, Таиров, выступали, чуть ли не после каждой постановки Мейерхольда. Все они «заражали» слушателей своим заинтересованным отношением к будущему театра.