РУТ:

(наступая на дочь)

— Роуз, это не игра! Наше положение ненадежно. Ты знаешь, что деньги закончились!

РОУЗ:

— Конечно, я знаю, что они закончились. Ты напоминаешь мне об этом каждый день!

РУТ:

— Твой отец оставил нас ни с чем, кроме наследства из злых кредиторов, скрывающихся за красивыми именами. И наше имя – единственное преимущество, с которым мы можем выиграть.

Роуз поворачивается, и Рут снова подтягивает завязки корсета. Она зажимает ее талию, Роуз вырывается.

РУТ:

— Я тебя не понимаю. Хокли – прекрасная партия, это обеспечит наше выживание.

РОУЗ:

(раненая и надломленная)

— Как ты можешь взваливать все это на мои плечи?

Роуз поворачивается к ней, и мы видим то, что видит Роуз – открытую ярость в глазах ее матери.

РУТ:

— Ты хочешь, чтобы я работала швеёй? Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы наши фамильные драгоценности были проданы на аукционе, чтобы наши воспоминания развеяло ветром? О боже, Роуз, как ты можешь быть такой эгоисткой?

РОУЗ:

— Это так несправедливо.

РУТ:

— Конечно несправедливо! Мы женщины. Наш выбор всегда непрост.

Рут туже затягивает корсет.

91. Интерьер. Обеденный салон первого класса.

Вместе со священником капитан Смит возглавляет группу поющих гимн «Отец Всемогущий». Роуз и Рут поют в центре группы.

Лавджой стоит у входа, следя за Роуз. Он замечает замешательство у входных дверей. Двое стюардов задерживают Джека. Он в одежде третьего класса со шляпой в руке высматривает обстановку.

СТЮАРД:

— Эй, ты! Ты не должен находиться здесь.

ДЖЕК:

— Да я же был здесь вчера вечером... разве вы не помните?

(видя Лавджоя, идущего ему навстречу)

Он подтвердит вам.

ЛАВДЖОЙ:

— Мистер Хокли и миссис Дьюит-Букейтер по прежнему очень признательны вам за помощь. Они просили меня передать вам благодарность.

Он достает две двадцатидолларовые купюры, взять которые Джек отказывается.

ДЖЕК:

— Мне не нужны деньги, я...

ЛАВДЖОЙ:

— ...и также напомнить вам, что вы едете третьим классом, и ваше пребывание здесь тому не соответствует.