Мне же, потрясенному новыми, удивительными выразительными возможностями синтетического искусства — кинематографа, стало ясно: надо ехать в Москву, в подлинную столицу бурно развивавшегося русского киноискусства, ехать немедленно! Все подхлестывало мой задор — опыт актера, режиссера, декоратора, художника и фотографа.

Итак, еду в Москву. Поезд мчится на север, навстречу неведомому.

На вокзале в Харькове встречаю И. Бродского, своего товарища по курсам рисования Ф. Казачинского (впоследствии известного актера нашего кино, знакомого зрителю по фильму «Искатели счастья»).

Бродский сообщил мне, что в Москве сейчас многие из наших общих друзей — художник Александр Осмеркин, Куба Галицкий, Александр Вертинский, Борис Мартов и Сеня Долинский.

Кстати,— заметил Бродский,— Долинский женился на сестре Мамонта Дальского, с которым ты работал в театре.

—     К нему-то я и еду. Он просил заехать. Живет где-то в Петровском парке.

В этом парке, найденном .мною с огромным трудом, стоял за невысоким забором небольшой дом с верандой. Жена Долинского, драматическая актриса, помогла мне найти квартиру. Она сразу же отправилась к подругам, а мы с Долинским начали ожесточенный спор по поводу его намерения бросить университет и целиком посвятить себя театру.

Незаметно подкрались сумерки. Вернулась жена Долинского и сообщила, что нашлась удобная комната в семье главного администратора театра Корша, который, кстати, предложил билеты на премьеру. Мы быстро собрались, но все-таки в театр немного опоздали.

С любопытством смотрел я не столько на сцену, сколько в зрительный зал, угадывая в полумраке лица друзей — А. Вертинского, А. Нюренберга, актеров, с которыми служил в провинциальных труппах.

В антракте меня «оккупировал» Галицкий, восторженно рассказавший о своей новой пьесе, о новых работах в театре миниатюр на Петровке, о своих кинематографических связях. Тут, вспомнив свои обещания (а они-то и обнадеживали меня, подтолкнув расстаться с устоявшейся жизнью в провинции), он сказал: