Желаем успехов в работе и учебе!

По поручению краснофлотцев — А. Ермачков».

Гайдара искренне радовало то, что его замысел — воодушевить ребят на помощь армии, всему советскому народу — понят теми, в рядах которых он всегда мечтал быть,— советскими воинами...

Уже много лет с нами нет Гайдара, героически погибшего в годы Великой Отечественной войны. Но что-то гайдаровское навсегда осталось в каждом из тех, кому посчастливилось быть с ним рядом. Наш оператор Петр Ермолов, некогда рассказывавший ребятам-«актерам» о своих съемках Ленина, Крупской, Кирова, Чапаева, стал уже в преклонном возрасте одним из лучших фронтовых операторов (его тяжело ранило при съемке в разведке). Известный советский режиссер Иван Лукинский, постановщик фильма «Солдат Иван Бровкин», начинавший свой творческий путь в нашей группе, остался верным военной теме. Известный ныне художник Ливии Щипачев — исполнитель роли Тимура — рисует чудесные пейзажи, в которых живет гайдаровское отношение к жизни, к природе, к родной стране...

Нападение фашистской Германии на Советский Союз застало меня в городе Уфе, на съемках фильма «Бой под Соколом» (по сценарию Сергея Михалкова). Несмотря на все просьбы, горвоенкомат отказался направить меня в действующую армию — тяжелая болезнь рук (контрактура сухожилий) полностью исключила такую возможность. Завершение фильма, а затем дальнейшая работа на киностудии в Сталинабаде, куда был эвакуирован «Союздетфильм», проходили в тех условиях, когда все советские люди жили одним — борьбой за победу над немецко- фашистскими захватчиками. Свой вклад в эту борьбу внесли кинематографисты, многие из которых героически погибли на фронтах.

...Навсегда запечатлелся в памяти день 1 Мая 1945 года, который я встречал вместе со всеми кинематографистами Москвы в Доме кино на Васильевской. Ночью, когда затихло общее веселье, неожиданно громко прозвучал могучий голос Левитана, возвестившего о падении Берлина. Наше ликование было безграничным! В это время тихо, но твердо меня взял под руку Александр Довженко, один из самых любимых мною художников, поэт в высшем значении этого слова. Мы начали ходить по коридору, делясь впечатлениями о пережитом. И вдруг, неожиданно, Довженко стал говорить о тех прекрасных поселениях среди цветов и фруктовых деревьев, в которых уже в ближайшем будущем должны будут жить старые люди, столько сделавшие для Родины. Эту романтическую идею он перемежал раздумьями о фашизме, о его живучести, о тех новых формах, которые он может принять после поражения, о необходимости борьбы за гуманизм — против расизма и человеконенавистничества. Слушая его как зачарованный, я, конечно, не предполагал, что в те радостные минуты рождаются замыслы моих работ, в том числе и замысел последнего, самого трудного фильма (ведь время пролетело, и у меня уже трудовой стаж был шестидесятилетним!) о Доме ветеранов сцены имени А. Яблочкиной. Да, это были незабываемые дни. И никто из нас не думал, что вскоре после победы Черчилль произнесет свою печально знаменитую фултонскую речь, открывая первые страницы позорной летописи «холодной» войны. В новом «крестовом походе» против коммунизма идеологи империализма начали использовать весь арсенал расистских теорий, в том числе и теорий антропогенеза. Стали подыскиваться «новые» аргументы для обоснования реакционнейшей концепции «избранной расы». Позднее, когда я упорно искал материал для антирасистского фильма, я много раз возвращался мыслью к той нашей беседе с Александром Петровичем Довженко, в которой были затронуты самые жгучие вопросы действительности...