Предыдущая Следующая
«Какое угодно» мгновение есть мгновение, равноудаленное
от любого другого. Следовательно, мы определяем кино как систему,
воспроизводящую движение и соотносящую его с произвольно взятыми моментами. Но
тут-то мы и сталкиваемся с трудностями. Например, какой интерес в такой
системе? С научной точки зрения — не ахти какой. Ведь научная революция
состояла в анализе. И если оказывалось необходимым соотносить движение с
произвольно взятыми моментами с целью проведения его анализа, то трудно было
понять, в чем же выгода синтеза или реконструкции движения, основанной на
принципе синтеза. Да, с их помощью можно подтверждать аналитические данные, но
это задача не из первостепенных. Вот почему ни Марей, ни братья Люмьер не
обольщались изобретением кинематографа. А представляло ли оно хотя бы
художественный интерес? Казалось, будто тоже никакого, ведь искусство, на
первый взгляд, отстаивает права на более возвышенный синтез движения и остается
приверженным позам и формам, которые отвергла наука. Так мы добрались до самой
сути двусмысленного положения кино как «индустриального искусства»:
кинематограф не был ни искусством, ни наукой.
Современники первых киносеансов
Между тем современники первых киносеансов порою не
оставались в стороне от проделанной искусствами эволюции, которая изменила
статус движения везде, даже в живописи. С тем большим основанием от фигур и поз
отказались танец, балет и пантомима; они обрели не связанные с позами,
неимпульсные значимости, соотносившие движение с произвольно взятыми моментами.
Тем самым танец, балет и пантомима превратились в действия, способные
реагировать на особенности окружающей среды, то есть на разграничение точек
какого-либо пространства или моментов какого-либо события. Все это оказало
влияние на кинематограф. С той поры, как в кино пришел звук, стало возможным
преобразование музыкальной комедии в один из великих жанров, когда
«танец-действие» Фреда Астера развертывается где угодно — на мостовой среди
машин, на тротуаре.... Но уже в немом кино Чаплин преобразил пантомиму, превратив
ее из искусства поз в искусство-действие. Тем же, кто ставил в упрек Чарли то,
что он воспользовался кинематографом, а не послужил ему, Митри ответил, что
кино предложило пантомиме новый образец, функцию пространства и времени,
непрерывность, созидаемую каждое мгновение, которую теперь можно разлагать только на
примечательные имманентные элементы, вместо того чтобы соотносить с формами, заранее
избранными для воплощения. Предыдущая Следующая
|