Предыдущая Следующая
В таком случае что остается?
В таком случае что остается? Остается самое великое
«агитационное» кино из всех когда-либо существовавших: агитация теперь не
проистекает от осознания, а состоит в погружении всего в транс: народа, его
хозяев, самой камеры, — в доведении всего до аберрации, чтобы служить
проводником различных видов насилия, а также чтобы личные дела сделать
политическими, а политические — личными («Транс земли»). Отсюда возникает
весьма важный аспект критики мифа у Роша: не анализ мифа с целью обнаружить его
архаический смысл или древнюю структуру, но соотнесение архаического мифа с
импульсами, характерными для в высшей степени современного общества: с голодом,
с жаждой, с сексуальностью, с властью, со смертью, с религиозными культами. В
творчестве Брокка мы обнаружим под оболочкой мифа присущую Азии
непосредственность грубых импульсов и социального насилия, ибо первая настолько
же не «натуральна», насколько второе не «культурно»1. Извлечение из мифа действительно
пережитого, обозначающего в то же время невозможность жить, может происходить и
иными способами, но оно все же непрестанно создает новый объект политического
кино: погружение в транс, переживание кризиса. У Пьера Перро речь, разумеется,
идет о состоянии кризиса, а не транса, то есть не столько о грубых импульсах,
сколько об упорных поисках. Тем не менее блуждания в поисках французских
предков («Дневное королевство», «Страна без здравого смысла», «Приезжал в
Бретань квебекец»), под оболочкой мифа о происхождении, в свою очередь,
свидетельствуют об отсутствии границы между частным и политическим, — но также
и о невозможности жить в таких условиях для уроженца колонии, который — куда ни
ткнется — попадает в тупик2. Все происходит так, как если бы современное
политическое кино, в отличие от классического кинематографа, складывалось уже
не вокруг возможности эволюции и революции, а вокруг невозможностей, в духе
Кафки: нестерпимое. Западные режиссеры не смогли уберечься от этого тупика,
поскольку они не пожелали изображать народ из папье-маше и делать образы
революционеров бумажными: именно благодаря этому условию Комолли становится
настоящим политическим режиссером, когда берет в качестве объекта двойную
невозможность: и образовать группу, и не образовать группу, «невозможность
скрыться в группе и невозможность этим удовлетвориться» («Красная тень»). Предыдущая Следующая
|