Подобные заявления по меньшей мере неосмотрительны, даже если бы дело действительно обстояло так.

Однако прежде всего пусть будет всем ясно следующее: никто не смеет даже мечтать о том, чтобы преуменьшить тот вклад, стимул (мне хотелось бы сказать — удар шпор), которым эти исполненные страданий послевоенные годы послужили (и еще послужат) для фантазии кинематографистов. Совершенно понятно, что во времена фашизма было нелегко увидеть, осознать, вообразить подлинную жизнь подлинных людей (ибо тогда как раз хроника подвергалась цензуре, точно так же как подвергался подавлению дух). В то время старались сделать так, чтобы целые социальные классы жили в изоляции, словно за стеклянными стенами, и это вело к тому, что художники ничего не знали об их существовании, драмах, проблемах или же были вынуждены воссоздавать при помощи выдумки, собирая воедино наблюдения, так сказать, украденные у действительности, интуицию и даже надежды, гуманные и нравственные. Это давало результаты, носившие в некоторых отношениях характер мифологизации, как, например, в фильмах «Мальчик»1 или «Одержимость». Или же куда чаще дело кончалось тем, что занимались поисками призраков и пистолетных выстрелов* под пристойным прикрытием литературы, исследования нравов, высокого технического мастерства.

Поэтому хроника и послевоенные годы означают по крайней мере то, что они подтолкнули, чуть ли не заставили художника работать «d'après nature»**. Тогда как прежде в зависимости от своего темперамента он учился у Пудовкина или у Любича2, в результате чего Италия и итальянцы в большинстве случаев выглядели живущими неизвестно где — ни на земле, ни на небе, ни на Сицилии, ни в Генуе.

И потом: что означают слова «послевоенные годы»? Только ли кровь, пайза, черную хронику? И вообще хронику?

Хроника или жизнь

Хроника, постараемся пояснить свою мысль, — это, очевидно, не только то, что французы называют «fait-divers»***, или, как говорим мы, «голый факт», «неприятное происшествие», а все то, что, скажем, само попадает в наше поле зрения, наблюдения, что происходит у нас на глазах, среди «обычных» людей, а не каких-то исключительных и «романтических» персонажей. И, как означает само слово, происходит в течение короткого, как вспышка молнии, времени, мимолетного мгновения. Значит, хроника — это все то, что случается с нами повседневно, причем столь быстро, завораживая и изумляя, что не дает возможности сразу прийти в себя и осознать, подчинить правилам гармонии и порядка. (Именно в этом смысле, как нам кажется, Росселлини больше, чем другим в итальянском кино, удалось исследовать и осмыслить «хронику»).